Санкт-Петербург, 1993

   В основу книги были положены впечатления известных в Англии писателей Пегги Мэйсон и Рона Лэнга от их первых встреч с Бхагаван Шри Сатья Саи Бабой. Описывается множество необычайных событий, чудес, связанных с Сатья Саи, его деятельностью и учением.

(Написана Роном Лэнгом)

   В этом человеческом облике Саи
проявляются каждая божественная сущность,
каждый божественный принцип,
все Имена и Облики, приписываемые Богу человеком.

Шри Сатья Саи Баба
(Всемирная конференция, Бомбей, 1968 г.)

   За две недели, прошедшие после этой первой встречи, моя жена и я испытали несравненное блаженство от еще трех бесед (всего их было четыре) с Саи Бабой и кроме того – от нескольких небольших разговоров во время даршанов. Наш близкий друг Вему Мукунда оказался чрезвычайно кстати: он организовал для нас практически все, и, благодаря его почти сверхчеловеческой энергии, каждый день наши перемещения были расписаны по минутам. Он действительно был "другом, философом и гидом".

   На следующий день после нашего прибытия Свами чудесным образом из Путтапарти (в 110 милях от Бангалора) переместился в Бриндаван, удаленный от нас всего на 14 миль, так что мы могли остановиться во вполне комфортабельном и весьма недорогом отеле Бангалора и в автомобиле, взятом напрокат, каждый день ездить к ашраму. Все сложилось так удачно, что я часто думаю, не рассчитал ли Баба свой переезд в Бриндаван специально для нашего удобства, чувствуя, что мы несколько стары для строгости ашрама в Путтапарти.

   Даршан проводится под круглым сооружением из рифленого железа, сквозь которое проросли большие баньяновые деревья, а в центре находится фигура Кришны, играющего на флейте. Около тысячи приверженцев сидят в позе лотоса, ожидая появления Свами из своей резиденции, отделенной где-то на сто ярдов пространством, усыпанным песком.

   Он идет очень медленно, скорее плывет, чем идет (у меня, например, было впечатление полета) – с изяществом и ритмом, которых я никогда не видел у человека.

   Даршан заключается в сборе писем, где люди сообщают о своих проблемах или больных родственниках, произнесении слов ободрения здесь, одарении теплой улыбкой там, иногда – пронзительном взгляде на незнакомца, как бы оценивающем его прошлое, настоящее и будущее, иногда – исцелении, бывает что мгновенном, и, конечно же, материализации вибхути, и никогда не бывает намека, в каком направлении, по какому коридору он пойдет в следующий раз.

   Казалось, он работает скорее бесцельно, чем по системе, поскольку в его распоряжении все время мира, однако через некоторое время появилось впечатление, что это человек с сознанием, практически не знающим границ, работающий одновременно в тысяче направлений, никогда не ошибающийся в выборе тех, кому действительно необходимо его присутствие.

   Вовсе не обязательно было находиться в первом ряду или около Него, хотя некоторые не слишком проницательные люди даже немного толкались и пихались, чтобы обратить на себя его внимание. Как-то раз я стоял вообще отдельно от группы, собравшейся на даршан, у самой стены ашрама, и вдруг оказалось, что я иду вперед, чтобы поговорить с ним.

   На следующий день после столь волнующей первой беседы у нас была групповая беседа, на которой Свами материализовал множество предметов. Моя жена получила медальон и прелестную джапамалу. Она была очарована. За одну беседу – две материализации для нее! Когда подошла моя очередь, Свами "сделал" серебряное кольцо и, перегнувшись через кресло, надел его на средний палец моей левой руки. Он постукал по нему несколько раз пальцем, как бы говоря: "Не слезет". Действительно, оно сидит так, что не слезет до того дня, когда меня кремируют! Я не отдам это кольцо и за миллион фунтов стерлингов. Оно было именно тем, что я хотел, и он надел его на тот палец, на котором я хотел бы его видеть.

   Он был так мил, так любезен, с таким чувством юмора и так человечен; он казался более человечным, чем мы, "человеки", сидевшие вокруг него. Божественность Свами и его человечность не сосуществуют: они сплавляются воедино – описать это можно лишь сказав, что он по-человечески божествен и божественно человечен!

   На следующий день у нас была еще одна беседа, только с моею женой и со мной. Мы задали много вопросов. Свами уделил нам пристальное внимание. Под конец был задан вопрос, который смущал и терзал мою жену очень давно и о котором она недавно написала статью: умер ли Иисус на кресте?

   После чего последовал детальный и абсолютно конкретный ответ. Иисус не умер на кресте. Так называемое Воскресение было физическим выздоровлением от ран. Он продолжил свою миссию в Индии и Малайзии. В итоге, он умер естественной смертью и был похоронен в Шринагаре, столице Кашмира.

   Мы не вдавались в детали Его "смерти". Я думаю, что на кресте он мог находиться в состоянии клинической смерти и воскреснуть благодаря вспышке Духовного излучения, которая, вероятно, объясняет наличие на плащанице из Турина точной копии его ран и внешнего вида. Сейчас как Ватикан, так и научный мир считают плащаницу подлинной. Но Свами подчеркнул, что Иисус воскрес в своем физическом теле, а не материализовался.

   Так что ядро христианской веры, Воскресение, было в большей степени мифом. Для меня это было учение, которое уже точили черви. Как вы понимаете, моя жена и я после этой беседы вышли в оцепенении. Почему нам, незначительным людям из Танбридж Уэллса, Англия, была сообщена эта в высшей степени важная информация? Почему мы были осчастливлены тремя беседами в течение трех дней подряд, в то время, как другие, по всей видимости более достойные, должны были слоняться вокруг ашрама месяцами, даже годами, не имея даже единственной приватной беседы? Я не знаю ответа. А только знаю, что все это произошло.

   Через несколько дней Мэйнард Фергюсон, игравший на трубе, и Вему Мукунда, игравший на вине, дали концерт в студенческом общежитии. Это была успешная попытка соединить восточную и западную музыку. В последнюю минуту на этот концерт пригласили и меня. К сожалению, моей жене не было позволено попасть туда, так как женщинам не разрешается вход в мужское общежитие. В зале было около тысячи людей, сидевших в позе лотоса. С огромной учтивостью, принимая во внимание мою поврежденную лодыжку, мне дали кресло. По-моему, я был единственным европейцем, присутствовавшим в аудитории, а это, как мне кажется, было большой привилегией.

   Здесь же присутствовал Свами. Войдя в большой зал, он улыбнулся мне. Концерт прошел прекрасно; в конце его раздались громоподобные овации. Свами, по-видимому, наслаждался концертом; он похлопывал ладонями в ритм, а после концерта "проявил" кольцо для Мэйнарда, который с большим сердцем играл на трубе ради Аватара. Затем Свами несколько минут пел для нас своим приятным мелодичным голосом, и, наконец, в течение часа он говорил с нами безо всякой бумажки. Он никогда не пользовался написанным текстом.

   В книге д-ра Сандвайса "Саи Баба, святой и психиатр" есть фраза о "безграничной способности человека к сомнению", которая происходит, конечно же, от низшего "я". Я приехал в Индию, будучи на 90% уверенным, что Саи Баба – Аватар, и с 1 % сомнения. Когда я, находясь в этой аудитории, во время речи Свами заглянул в себя, то не нашел там этого 1 %. Никакой самозванец не смог бы ввести в заблуждение такую аудиторию. Студенты были одеты в аккуратные хлопковые костюмы без единого пятнышка. Они были понятливыми, интеллигентными, уравновешенными и спокойными, посвятившими себя своему делу, вдохновленными и с пламенным характером; студентов Оксфорда и Кембриджа они бы задвинули на второй план. То же можно оказать и о преподавателях – докторах, ученых, философах, поэтах, специалистах по языку. Все внимание обращено на слова Бабы. Внушивший к себе уважение, почтение и любовь в такой элитарной аудитории не мог быть просто гуру. Это был Богочеловек. Для меня это был самый волшебный вечер за всю мою жизнь. Мой 1 % сомнения никогда больше не вернулся. Это был момент моего полного перерождения, и с этого дня Саи Баба полностью заполнил мою жизнь.

   Следующей ночью произошла еще одна волшебная вещь. Я был достоверно информирован, что Свами произносил речь на языке телугу, хотя до меня доходила английская речь! Насколько мне известно, переводчика не было. В нескольких футах от него стоял человек, который стенографировал речь, но он не переводил. Я наблюдал за движением губ Свами – слова достигали слуха без задержки. Я попрежнему слышу фразу: "Характер, характер – вот что является главным в образовании".

   Был ли я дезинформирован и он действительно говорил по-английски, или Свами совершил одно из своих необычных чудес? Есть зафиксированный случай, когда он в своей комнате для бесед разговаривал на телугу с небольшой группой людей и ему сообщили, что один из присутствовавших не говорит на его родном языке. Свами коснулся ладонью его головы, и этот человек сразу же стал понимать чужой язык!

   Может, и со мной в ту памятную ночь случилось нечто подобное? Мне так и не представилась возможность выяснить, к своему удовлетворению, суть этого дела.

   Мы не видели Свами пять дней. Он отправился из Бриндавана в Бомбей, сказав, что вернется до того, как мы соберемся домой. Мы решили остаться в Бангалоре. Вему Мукунда проследил за тем, чтобы мы провели эти пять дней с наибольшей пользой. Наши планы были очень насыщенными.

   Он представил нас своей семье – младшему брату, который пригласил нас к себе домой на легкий ужин, а также старшему брату, врачу, который подарил нам прелестную ореховую шкатулку, которая, как мы подумали, идеально подходила для хранения вибхути. На одной из встреч со Свами мы были буквально загружены шестью десятками пакетиков священного пепла, так что этот дар был весьма кстати. Мы также побывали в доме его отца, которому было уже восемьдесят шесть лет, где и имели с ним встречу. Он из того поколения, которое сожалело, что Индия стала независимой. Казалось, он по-прежнему верен герцогу Виндзорскому!

   Однажды вечером в нашем отеле оказался профессор Кастури, и мы провели с ним два опьяняющих часа. Ему восемьдесят четыре года, это святой и полный любви человек, неистощимый на юмор. Он по-прежнему считается одним из ведущих писателей-юмористов Индии – тридцать три года назад, когда он только что стал преданным Бабы, он был редактором журнала, сходного с нашим "Панчем", который он назвал "Джуди", и именно в то время он едко писал о Саи Бабе и рисовал на него карикатуры.

   Он один из самых старых приверженцев Свами, только что он закончил четвертый и наиболее внушительный том биографии Бабы. В 1950-х годах, когда он собирался начать работу над первым томом, Свами сказал ему, что нужно подождать еще шесть лет, поскольку в то время это читалось бы как "Тысяча и одна ночь" и этому бы никто не поверил.

   Он рассказал нам очаровательные истории о давно прошедших днях, когда существовала лишь небольшая группа преданных, которые спали в одной комнате со Свами и едва только успевали смежить веки, так как, казалось, Свами не спал вовсе и имел обыкновение еще и ночью произносить что-нибудь такое, что все они боялись пропустить. Поэтому они спали, как лисы, с одним недремлющим оком. Мы почли за великую честь, что этот святой, такой хрупкий теперь старик, решил нанести нам такой обременительный для него визит.

   На другой вечер нас пригласили в дом д-ра Гокака, и у нас было два очень интересных часа общения с этим выдающимся, имеющим оксфордское образование писателем и ученым, который является официальным интерпретатором (устным переводчиком) Свами. Это очень умный и эрудированный человек, а кроме того – еще и поэт.

   Он откровенно поведал нам об изменении своих взглядов, которые произошли лет шестнадцать назад, когда он был последователем Шри Ауробиндо. Он начал с символического сна, в котором роза (символ сердца) постоянно выпадала из цветов, посаженных им на могиле этого мудреца, а он столь же постоянно (и где-то даже с упорством) возвращал ее обратно. Но ничто не могло удержать розу на этом месте. Ему нужен был друг, умеющий разгадывать сны и чье мнение он бы уважал; он должен был узнать, какое значение мог бы иметь этот странный сон, и ему сказали, что он стал слишком разумным и ему недостает сердечности и любви. Тогда он спросил себя: "Как научиться любить? Какую мне для этого купить книгу?" Поверьте мне, за шестнадцать лет служения Свами – он научился!

   Его история действительно была историей перерождения интеллектуала, который не мог поверить во что-либо, выходящее за пределы разума и логики. Он был крепким орешком, потребовалось пять лет, чтобы его раскусить. Сомнения всегда сопровождали его и убедили его лишь тогда, когда Свами объяснил ему на санскрите значения инкарнаций его и Шри Ауробиндо.

   Он рассказал нам, как много лет назад несколько преданных стояли вокруг Свами на отмели реки, текущей возле Путтапарти, в то время как тот писал что-то на песке. (Это напомнило мне Христа, пишущего на песке, хотя обстоятельства были совершенно другими.) После двухминутного ожидания, в течение которого ничего не произошло, Свами вдруг сказал: "Ага, теперь готово!" – и выкопал из песка двухфунтовую золотую статую Кришны, которая была очень красивой и искусно сделанной. Он, шутя, добавил: "Если бы я продемонстрировал настоящее подобие Кришны, вы были бы весьма разочарованы". Д-р Гокак спросил Свами, как он это сделал, на что получил ответ: "С помощью воли и воображения".

   Кроме того, мы провели чудесный вечер с г-ном и г-жой Балу. Г-н Балу – директор Кофейной федерации Индии, высокоодаренный художник. Перед обедом он пригласил нас в студию, и, хотя я не искусствовед, мне показалось, что вижу картины непризнанного гения высочайшего уровня. Одна из картин изображала лошадь, мчащуюся галопом, необычайной силы движения ее были переданы великолепно, на другой было символическое изображение слияния науки и духовности.

   Он сказал, что его талант всплыл на поверхность лишь после того, как он стал преданным Саи Бабы. У него был один коллаж, изображавший Свами в натуральную величину; он быль настолько фантастически жизнеподобен, что мы остановились возле него, как загипнотизированные, и стояли так минут десять. Фон был полон символов. Я спросил его, сколько времени он потратил на эту работу. "О! Месяцы", – сказал он. В правом нижнем углу была элегантная фигура Саи Гиты, слонихи Свами. Я не заметил в ней ничего особенного. Г-н Балу достал увеличительное стекло и сказал: "Посмотрите на глаз". Я посмотрел, и, к моему удивлению, там оказалось совсем крошечное изображение Свами. А без увеличительного стекла он был глазом слонихи. Какова задумка!

   Это был прелестный вечер. Сын г-на Балу отвез нас домой. Он сказал: "Я никогда не видел таких счастливых пожилых людей". Нас это очень порадовало. Возможно, это было частичкой постоянного счастливого состояния Бабы.

   До своего смертного часа я не забуду фестиваля бугенгенвилей, который, подобно струящемуся водопаду, протекал вдоль ограды сада г-на Балу и собирался под его балконом.

   Дневные часы в течение всего срока, пока Свами был в Бомбее, также были заполнены. Вему организовал встречи с жителями. Во время первой беседы редактор "Deccan Herald" сказал мне:

   - Вы похожи на бюст Гладстона.

   Это была самая свежая мысль по поводу того, на кого я похож – без верхних зубов и минимум волос на голове. Я ответил:

   - Интересно! Мой прадед, Сэмюэл Лэнг, входил в состав кабинета Гладстона, а в 1960 г. его послали в Индию организовывать железнодорожное сообщение.

   Редактор был поражен.

   Он проводил нас к журналисту, который выяснил детали наших автобиографий (несколько неточно), сфотографировал и составил о нас подробный газетный очерк. Пегги же поручили написать статью. Второй издатель из журнала спиритуалистического направления заинтересовался ее статьями для "Two Worlds".

   Кроме крупных событий, с нами случались также и различные мелкие события. В течение всех семнадцати дней у нас было чувство, что мы в тисках судьбы. Например, как-то раз во время даршана Свами позвал меня и спросил, не хотим ли мы поехать в Бомбей вместе с ним. Существовал обычай вставать на колени и прикасаться к его ногам. Как только я собрался это сделать, он заметил, что у меня повреждена лодыжка и мне трудно опускаться. Он сделал жест, как бы говоря: "О! Не беспокойся", – и любезно помог мне встать. В этот момент моя жена торопливо щелкнула фотоаппаратом, позднее же, к ее разочарованию, выяснилось, что к этому времени пленка кончилась. На следующий день ко мне подошел незнакомец и произнес:

   - Вчера я вас сфотографировал, когда Свами помогал вам подняться. Если вы хотите копию этого снимка, я вышлю ее, когда вы вернетесь домой.

   В другой ситуации еще один совершенно незнакомый человек ни с того ни с сего подошел ко мне и сказал:

   - Не заинтересуют ли вас имя и адрес англичанки, живущей в Лондоне, которая руководит центром, где бхаджаны поют по-английски?

   Во время одной из наших бесед я спросил Свами:

   - Не испортятся ли вибрации звука, если бхаджаны петь по-английски?

   Он ответил:

   - Нет, вибрации исходят из сердца!

   Еще был один забавный случай. Мы пошли обменять на наличные туристский чек. У управляющего банка было свободное время. Он пригласил нас в свой офис и попробовал вернуть нас на землю, в то время как мы, приехавшие из христианского мира, старались направить его в мир религии Саи! Он не мог понять, почему два старика проделали такой путь из Англии только для того, чтобы увидеть Сатья Саи Бабу. (Он недавно приехал в Бангалор из Кералы.) Дискуссия наша продолжалась, наверное, целый час. Он сказал, что никогда не видел Свами. В конце разговора он выложил, как, очевидно, ему казалось, свою козырную карту. Он заявил:

   - Этот человек никогда не воскрешал из мертвых так, как Иисус это сделал с Лазарем.

   Мы тут же возразили, назвав источники двух известных случаев, когда Свами воскресил мертвого. Он произнес:

   - Я должен пойти и увидеть этого человека.

   Но самым замечательным моментом всего путешествия, если не считать наших бесед со Свами, было посещение Путтапарти, места, где родился Шри Сатья Саи Баба, и места, где находится главный ашрам, Прашанти Нилаям. Это в 110 милях от Бангалора, и в течение дня мы смогли покрыть это расстояние в два раза. Было душно и знойно, дорога была ухабистой; последняя же часть, хотя и ремонтировалась недавно, была лишь немногим лучше, чем воловьи следы. Но зато мы получили представление об индийской сельской местности, и когда мы наконец-то добрались до цели, это было похоже на последний этап долгого-долгого пути к нашему духовному дому. Это было в тысячу раз важнее пережитого дискомфорта.

   По пути я, как бывший фермер, жадно впитывал все, что мы увидели в этой сельской местности. Было много маленьких озер, увлажнявших рисовые поля, которые, несмотря на солнце, казалось, никогда не высыхали. Многие культуры я не мог узнать, за исключением риса, маиса, кокосового ореха и винограда. Были гранитные холмы, и многие из огражденных участков и плантаций виноградника находились на выступах гранитных скал.

   За время этой 110-мильной поездки нам пришлось повстречать сотню повозок, запряженных волами, и не более полудюжины автомобилей. По краю дороги носились обезьяны. В небе летали хищные птицы. Мы проезжали стада ослов и коз. В полях, покрытых волокнистыми стеблями высохшего сена, сонно паслись горбатые индийские коровы.

   Это была страна контрастов, огромных правительственных зданий и современных линий электропередач, соседствующих со скромными; примитивными лачугами из грубооштукатуренного кирпича, с древними крышами из сена и тростника. А еще везде был цвет – в синем своде неба, в милой красной почве, в дальних горах, в кирпиче сельских хижин, в рогах быков (раскрашенных для фестиваля), в вечноцветущих бгенвилиях, в веселых сари сельских девушек, которые с замечательной осанкой и достоинством несли корзины на своих головах.

   Здесь мы почувствовали дух индийского села, его душу и характер и влюбились в него. После этих картин мне, находившемуся, пока мы ехали, в состоянии медитации, пришла в голову мысль, что Индия, с ее плодородной землей и вечным солнцем, имеет возможность стать страной "молочных рек и кисельных берегов". Она вновь должна возвыситься. Студенты Свами, обучающиеся в его университетах, сделают все, чтобы поднять Индию из ее нынешнего упадка. Снова эта древняя земля Бхарата станет гуру для всего мира. Ее влияние вернет Советскую Россию к Богу, и мир будет спасен. Это было как мистическое видение.

   На окраине Путтапарти мы увидели с одной стороны дороги – огромное строящееся здание Университета Саи, а с другой стороны такое же по размерам здание общежития. Вдали был виден гокулам (хлев) при ашраме, на некотором расстоянии от которого мы заметили мелькнувшую Саи Гиту. Мы свернули на боковую улицу, которая по-прежнему было совершенно такой же, как и сотни лет назад. Сонные быки стояли посередине дороги и не выказывали ни малейшего желания двинуться, несмотря на отчаянные сигналы водителя. Также и жители, толпившиеся на улице, совершенно не собирались уступать дорогу; казалось, они считают, что имеют право первенства перед каким-то там механизмом!

   Водитель медленно маневрировал по запруженной улице, и казалось, что быстрее будет пойти пешком. А потом вдруг мы остановились на краю огромного пространства песка. Это была река Читравати, которая практически высохла из-за строительства дамбы для водохранилища выше по ее течению. Осталось только маленькое озеро, которое, я полагаю, было заполнено благодаря весеннему паводку, так как в русле реки тек всего лишь маленький ручеек. На дальнем берегу селяне стирали белье.

   Здесь, будучи мальчишкой, Свами играл в реке и, немного позднее, гулял вдоль песчаного берега со своими первыми преданными. Ряд терракотовых гор, которые окружали и защищали деревню, казался чистым и ясным в прозрачном воздухе и безоблачном солнечном свете.

   Мы вышли из машины и решили поплескаться в озере. Песок обжигал наши босые ноги так, что едва можно было терпеть. Рядом стоял страшноватый на лицо, но чем-то привлекательный мальчишка и, улыбаясь во весь рот, повторял: "Саи Рам, Саи Рам". Я наблюдал, как женщины из деревни выжимали воду из белья, хлопали им о большие валуны, выступавшие над водой. Я не мог понять той страстности, с какой они это делали, – казалось, они буквально выбивали из него дневной свет!

   Вдруг я услышал голос Вему. Я расслышал только одно слово:

   - Тамаринд.

   - Что? – переспросил я.

   - Тамаринд, – повторил он. – Вы читали о тамаринде, не правда ли?

   - Да, конечно же, читал, – сказал я. Когда я впервые прочел о чудесах, которые Свами проделывал с тамариндовым деревом, это произвело на меня очень сильное впечатление.

   - Вон он, – сказал Вему. Он показал на находившееся неподалеку небольшое скалистое возвышение – около 200 футов (чуть выше 60 м) высотой. Это был небольшой холм, куда Свами взбегал наперегонки со своими однокашниками, часто взлетая на его вершину за счет левитации, и вставал там в ореоле света. Здесь был установлен маленький красный флажок, размером не больше ладони, отмечавший вершину этого холма. А рядом с ним – тамаринд, небольшое вечнозеленое дерево круглой формы.

   Я все смотрел и смотрел. Это с трудом умещалось в голове. С трудом верилось, что всего лишь несколько дней назад я был в Танбридж Уэллсе, в Англии, в холодной, мрачной зиме, а теперь я здесь за 6 000 миль оттуда, в местах, где родился Аватар Нового Века, плещусь в реке, где он плавал, стою на песке, по которому он ступал тысячу раз, и смотрю на дерево, на чьих ветвях после взмаха его рук материализовывались фрукты, которыми он вознаграждал своих запыхавшихся товарищей после так называемых "состязаний". Это казалось совершенно невероятным. И однако это было так.

   По моим щекам покатились слезы. Парнишка продолжал улыбаться и говорить: "Саи Рам". Должно быть, он недоумевал, почему это высокий, крепкого сложения европеец плачет при виде деревьев. Я медленно перенесся на 2000 лет назад. Сельская местность, по которой я проходил, с ее крестьянами, усердно работавшими под солнцем, маленькая, заполненная улочка Путтапарти с ее сонными быками и медленным, не меняющимся течением жизни. Огромные полосы песка вдоль святой Читравати стали для меня древней землей Палестины, маленьким селением Назарет и берегами Галилейского озера. В те вдохновенные, трансцендентные моменты мне казалось, что Сатьянараяна Раджу из Путтапарти и Иисус, названный Христос, из Назарета – одно и то же лицо. Меня переполняло чувство радости и, почему-то, облегчения.

   Вему видел это уже много раз. Он велел нам поторопиться. Но я мог стоять здесь весь сегодняшний день, а также и завтрашний.

   Я не буду описывать посещение ашрама и остаток того дня, поскольку моя жена хорошо это сделала в своей половине книги. Я сожалел о двух вещах. Мы поехали, чтобы найти место рождения Свами, но дом его был недавно уничтожен, и на его месте воздвигли молельню. И мне очень хотелось, хотя бы раз, на восходе солнца запеть с 35 000 преданных: "АУМ!" Должно быть, этот звук действительно должен достигать хрустальных сфер.

   Во время возвращения в Бангалор мы узнали, что Свами прибыл из Бомбея в Бриндаван. До нашего отъезда оставалось два дня. Мы втайне надеялись на заключительную беседу, чтобы попрощаться и получить его благословение, хотя мы отдавали себе отчет в том, что чаша наша уже наполнена и переполнена и что нас он благословлял несчетное количество раз помимо этого заключительного.

   На следующий день мы были на даршане, причем даже дважды – утром и вечером – но ничего особого не произошло. Правда, во время одного из этих даршанов я начал было спрашивать его насчет прощальной беседы, но он проигнорировал мой вопрос и прошел мимо. У него была удивительная способность не замечать обращения к нему, не вызывая ни малейшей обиды; нужно понять, что в каждом его жесте и действии есть скрытый смысл.

   Однако вечером нашего последнего дня мы были приглашены на пение бхаджан в его жилище. Это была великая честь. Я не могу петь, и Свами сказал, что если не можешь петь, то лучше всего молчать. Так я и сделал: я просто хлопал руками в ритм пению. Но это было чудесно – слышать, с каким удовольствием и пылом пели студенты; если бы наш церковный хор мог так петь!

   В конце этого пения, когда Свами поднимался по спиральной лестнице в свои покои, на меня нахлынула волна сострадания. Вот человек, который семь дней и семь ночей в неделю работает на благо человечества, однако несомненно, у Аватара нет и не может быть среди простых смертных единственного друга, которому можно было бы полностью довериться или который хотя бы полностью его понимал. Я думал, что временами ему должно быть очень одиноко. Но я полагаю, что это во мне говорила человеческая часть моего существа, которая и к нему относилась, как к простому человеку. Свами же говорил: "Я всегда счастлив".

   Когда мы возвращались в Бангалор, Вему видел, что мы разочарованы, не получив прощального слова. На следующий день в полдень мы должны были улететь на самолете. Вдруг он сказал: "Свами разыгрывает вас. Вот увидите! Утром мы успеем на даршан; времени будет достаточно, чтобы вы успели в аэропорт к полудню".

   Ночью мы собрали вещи и рассчитались за гостиницу. С малой надеждой в сердце мы согласились. Мы прекрасно понимали, что никакой заключительной беседы не будет, но мы хотели воспользоваться этим случаем, чтобы в последний раз взглянуть на Свами во время даршана. Мы сели под баньяном, пребывая в состоянии счастливой признательности.

   А потом случилось чудо. Перед тем, как Свами должен был появиться из своей резиденции, по песку стремительно прошел Вему, энергично подзывая жестами Пегги и меня. Я, спеша, пошел со своим растянутым сухожилием по песку, приближаясь к Пегги, спешащей по тропинке, по обеим сторонам которой, словно почетный караул, стояли студенты. И все это на глазах, пожалуй, тысячи преданных, сидевших под баньяном, которые, затаив дыхание, наблюдали за этим.

   У входа в личные покои Свами мы заколебались. Мы не могли поверить, но нас приглашают войти через главный вход веранды. Но Вему обернулся и сказал:

   - Давайте, давайте! Свами ждет!

   Так: что мы собрали все свое мужество и проследовали за ним. И там, на пороге, задерживающий даршан ради нашего прибытия и несомненно понимающий, что нам надо успеть на самолет, стоял радушно улыбающийся Свами.

   Я упал на колени и заплакал от нескрываемой радости.

   - Нет, нет, не надо, – сказал он. Поэтому я собрался с силами и встал. Он для нас обоих материализовал вибхути. Помощь пришла в виде листа бумаги. Свой пепел я съел, но Пегги съела его только наполовину, а остальное завернула в предложенную бумагу – чтобы сохранить. Затем, повернувшись к своим приближенным, которые стояли вокруг, и указав на мою жену, он сказал: "Она великий писатель. Она пишет от сердца!" Она, конечно же, будет эти слова хранить в своей памяти до самого конца, и они, безусловно, возродят ее жизненные силы.

   В конце он привел нас в комнату для приватных бесед и благословил нас. Он ответил на мой вопрос, беспокоивший меня семь с половиной лет. (Он определенно заглядывал в мое прошлое.) И когда мы спросили, можно ли нам организовать центр Саи в Англии, главным образом для англичан, он ответил: "Очень рад, очень рад".

   Ответ на мой личный вопрос был одним из двух факторов, подтолкнувших меня на посещение Индии, и так же как он отложил свой "coup de grase" (последний удар, избавляющий от страданий (фр.).) комплимента моей жене до одиннадцатого часа, так и ответ на мою загадку он оставил на последнюю минуту. Это было типично для Свами, он часто такое проделывал.

   Мы ушли в изумлении. Я думаю, что мы прошли последний тест благорасположения, и Свами дал нам последнее, ни с чем не сравнимое благословение. Вему помчал нас в аэропорт. Я думаю, что его радость была столь же велика, сколь и наша. Он обернулся с переднего сиденья автомобиля с улыбкой: "Вызываю 007. Миссия выполнена!" И это действительно так и было.

   Во время путешествия все развивалось по нисходящей. В Бомбейском аэропорту была забастовка, и мы провели бессонную ночь, ожидая взлета самолета, задержанного на семь часов. Домой мы прибыли поздно ночью первого февраля. Это было похоже на возвращение из Солнечной небесной страны на более низкую астральную плоскость. В течение семнадцати дней мы жили в сказке тысячи и одной ночи если не считать того, что это все было наяву. Мы встретили Аватара Новой эры Водолея, на самом же деле, как мы думали, мы встретили нечто большее, Аватара всех Аватаров; и мы несли в своих сердцах тайну, которая, если ей поверят, встряхнет христианские церкви до самого основания, – это то, что Иисус из Назарета не умер на кресте!