Санкт-Петербург, 1993

   В основу книги были положены впечатления известных в Англии писателей Пегги Мэйсон и Рона Лэнга от их первых встреч с Бхагаван Шри Сатья Саи Бабой. Описывается множество необычайных событий, чудес, связанных с Сатья Саи, его деятельностью и учением.

(Написана Роном Лэнгом)

   В этом человеческом облике Саи
проявляются каждая божественная сущность,
каждый божественный принцип,
все Имена и Облики, приписываемые Богу человеком.

Шри Сатья Саи Баба
(Всемирная конференция, Бомбей, 1968 г.)

   Малое приводит к большому. Есть старая китайская пословица: если ты хочешь навести порядок в мире, ты должен начать с себя и привести в порядок свой дом. Потом дело дойдет до твоей семьи, потом – до соседей, до города, до страны, а уж потом и до мира. Однако сколько мы знаем лидеров так называемых религиозных и духовных групп и самозванных гуру, которые гордятся своим духовным состоянием и эрудицией, а на деле же, когда узнаешь их поближе, оказываются преисполненными своим "эго" и духовной гордыней.

   Небезгрешны даже так называемые святые люди, живущие в Индии, – это удалось выяснить д-ру Барановски, специалисту по фотосъемке с применением метода Кирлиан, когда он во время путешествия по этой стране сделал около сотни фотоснимков аур этих "святых людей". Ни у одного из них он не нашел ничего выдающегося, а в некоторых случаях ему легче было заподозрить значительную долю эгоизма, духовной гордыни и первостепенной озабоченности своей собственной репутацией и финансовым обеспечением своих ашрамов, нежели заботу о духовном состоянии тех, кого они осмеливались поучать и вести за собой.

   Я помню, как несколько лет назад видел одного такого якобы "святого человека" по телевизору. На своих коленях он держал букет белых цветов. Во время выступления он отрывал у них лепестки – один за другим – и бросал их на пол. Подозреваю, что это помогало ему размышлять, но для меня как "святой человек" он на этом кончился. Этими своими "незначительными" движениями он разоблачил себя. Не говоря уже о том, что народная мудрость гласит: прежде чем попробовать бежать, надо научиться ходить; большинство из нас – обычные люди, ведущие обычный образ жизни. Мы не собираемся становиться святыми или героями. Многие из нас не собираются выкраивать время, чтобы заняться изучением философии или углубиться в чтение Гиты, Корана или Библии. Нам нужно только, чтобы мы смогли понять, как можно простым и доступным способом выразить любовь в нашей не балующей разнообразием жизни.

   Во-первых, это можно сделать в работе. Свами не один раз подчеркивал, что работать – значит служить Богу. Если мы выполняем свою работу, какой бы непривлекательной она ни была, во имя Бога, это изменит наше отношение к самому незаметному и нудному занятию. Есть замечательная книга "Освобождение", она написана закоренелым уголовником из Америки, который тридцать лет своей жизни провел в заключении и который, начиная со второй трети своего последнего срока, отошел от всех религиозных направлений и сект и стал просто христианином; в этой книге автор рассказывает, как полностью изменился его подход к работе, выполнявшейся им в тюрьме. Он просто полюбил старую швейную машинку, на которой шил мешки для почтовой корреспонденции. Он достиг в этом деле высокой степени мастерства и работал как настоящий виртуоз своего дела.

   Лучше в течение недели с душевным подъемом выполнять свою работу, чем на протяжении всей жизни один раз в неделю приходить в церковь и молиться без тени искренности. Все можно делать правильно и неправильно, даже поднимать мешок. Поэтому надо совершенствовать умение и гордиться своей работой, даже если ты – сборщик мусора. Даже если вы стираете белье и меняете подгузники, делайте все это для Бога.

   Это не значит, что молиться не надо совсем. Сила молитвы больше, чем мы думаем. Мысль – вещь вполне материальная и часто оказывает более сильный эффект, чем физическое действие; по сути дела к настоящему кризису привело такое мышление, при котором о мире думали не больше, чем о себе. Но не надо молиться по привычке или только в определенное время. Молитесь, если к этому есть движение души и когда этого желает сердце, а не голова.

   Когда я работал у "Самаритян", я всегда останавливал свой автомобиль и где-то минут пять молился перед тем, как навестить попавшего в беду. Я произносил примерно следующее: "Всемогущий Дух, Бог наш, Ты нам Отец и Мать, избавь меня от всего, что не Твое, от эгоизма и гордыни. Наполни меня духом истинного смирения, дай мне достаточно мужества сказать то, что надо будет сказать, когда появится необходимость. Пусть свет Твоей божественности прольется сквозь меня. Не я, Отец, но Ты через меня". Это срабатывало всегда.

   Часто я во время беседы оказывался как бы в тупике, не зная, что делать дальше. А потом разговор приобретал новое направление, и появлялись нестандартные ассоциации, выводившие на другие темы или уровни сознания. Я уходил, чувствуя, что у несчастного человека поднималось настроение и появлялось чувство благодарности, и я ликовал, поскольку мне была предоставлена возможность послужить людям.

   Если вы чувствуете, что душа ваша не лежит к такому роду деятельности, а ваш друг попал в несчастье и просит помочь ему, но вы не в силах помочь, то попробуйте посмотреть на него с искренней любовью. И это, быть может, сделает больше, чем долгий разговор или попытка дать совет. Это может оказаться более полезным, чем помощь психиатра, поскольку вы будете излучать целительную силу любви. Всегда, если вы даете совет, говорите: "Если бы я был на твоем месте. я бы сделал так-то и так-то"; это значит "если бы я был тобою", а не "если бы ты был мною". Следует проектировать себя на умонастроение друга.

   Учитесь слушать. Большинство из нас слишком много говорят и очень плохо слушают. Фрэнк Бушмен, основатель "морального Перевооружения" сказал об этом очень просто: "У человека два уха и один рот – почему бы сначала два раза не послушать, а потом один раз сказать?" Самым лучшим слушателем из всех, которых я знал, был один священник-иезуит. Он был в высшей степени интеллигентным человеком, но когда занимался социальным патронажем, то не произносил почти ни единого слова. Однако ничто не ускользало от его ушей. Где-то раз в полчаса, он произносил спокойным мягким голосом свое замечание, устремив свои глаза на того, к кому оно относилось. Он всегда был краток, а слова его звучали всегда кстати. Ни одно из них не было лишним.

   Постарайтесь осознать Бога. Постарайтесь увидеть Бога во всем хорошем и красивом – в строении снежинки, в великолепии дуба, в рождении котенка, в чуде, именуемом Весна. Постарайтесь вернуться в свое детство, когда все было волшебным и удивительным, и помните, что только этот, как назвал его поэт Шелли, "отставший от нас кусочек мира" позволяет нам воспринимать настоящие чудеса жизни как должное. Мы начинаем ценить воздух, которым дышим, лишь когда задыхаемся.

   Постарайтесь увидеть Бога также и в том, что не есть добро, ведь в мире нет ничего, в чем не было бы Его. Все вокруг – это проявления Бога. Как сказал д-р Джеймс Джимс: "Вселенная – это мысль Бога". Ищите и опирайтесь на признаки раскаяния даже у самого закоренелого преступника, потому что они всегда есть. Когда Мать Терезу из Калькутты спросили, кем она считает осыпаемого насмешками непутевого старого нищего, она ответила: "Я вижу в нем Бога, который немного простудился!"

   Вы можете сказать, что среди людей есть личности, которые настолько деградировали, настолько вышли за пределы допустимого, что к ним невозможно не испытывать ненависти. Ну что ж, я призову на помощь фразу, которую несколько лет назад прочитал в книге Брюса Маршалла "Все великолепие внутри". Не могу ее вспомнить дословно, но звучала она примерно так: "Будь мы святыми или грешниками, капиталистами или коммунистами, уголовниками или чтящими закон гражданами, в конце каждого дня мы все ложимся спать, мы все храпим, и у всех нас есть пупок!" Это приводит нас к общему знаменателю и в какой-то мере вызывает у нас истинное чувство гордости за то, что мы человеческие существа. И тогда легче простить, чем судить.

   Воспитывайте в себе терпение. Лучше всего это делать, будучи матерью или работая в службе милосердия. Когда я работал в этой службе, одним из моих первых случаев был вор-профессионал. Его матерью была греко-романская католичка, а отцом – цыган-скрипач еврейского происхождения, который кроме того был коммунистом и анархистом. После рождения, он, как утверждают, был брошен в доках Марселя и выловлен из воды крутившимися там проститутками. В настоящее время он жил с девицей, которую он взял с панели, принимал наркотики, продавал их и имел от разных женщин около дюжины ребятишек, живших по всей стране, на некоторых из их матерей он был женат, на других – нет, но ни малейшей ответственности за собой он не чувствовал. И к тому же он тогда выглядел весьма отталкивающе.

   Мой первый разговор с ним длился тринадцать часов, и все это время он говорил, не переводя дух. За эти часы мы дважды принимались за еду, но он продолжал говорить даже с набитым ртом. Я не думаю, что в течение этого периода мне удалось произнести хотя бы сотню слов. Наша встреча началась в 11 утра и закончилась в час ночи. Когда я возвращался домой, то от умственного истощения у меня поднялась температура.

   Я занимался с ним пять лет, и к концу этого срока он стал не только человеком социально реабилитированным, но и вступившим на тропу духовности. Мне пришлось тысячу часов пробыть рядом с ним и тысячу часов проговорить с ним по телефону. Это научило меня терпению. Духовный рост и духовное падение человека происходят медленно. Требуется какое-то время, чтобы опуститься до трущоб, и еще большее время, чтобы подняться к звездам. Нужно продолжать делать то, что ты делаешь. "Успех" и "неудача" – это неправильные термины. Ни одно усилие не будет напрасным. Человек может об этом и не догадываться. Семена, посеянные в его душе, могут дать всходы через десять или даже двадцать лет. Они могут оставаться спящими даже до того времени, когда человек отправится в мир духов. Не надо забывать о многочисленности жизней.

   Следует избегать недоброжелательных мыслей. Многие из нас грешны в этом, о чем даже не подозревают. Это может стать привычкой, на которую не обращаешь внимания. Я очень сильно подозреваю, что именно в этом причина слов медиумов, что новости только тогда будут новостями, когда это плохие новости; то есть мы предпочитаем читать о несчастьях, трагедиях и скандалах. Но так не должно быть. Мы должны приложить все усилия, чтобы избавиться от плохих мыслей, и если это нам удастся, мы продвинемся на один шаг вперед и трансмутируем их. Изгнанные плохие мысли вольются в поток сознания, но трансмутированные мысли – это измененные мысли. Это то же самое, как если бы наши друзья произносили напыщенные речи, не имеющие смысла, мы бы не только спокойно их слушали, но и постарались бы принять этот яд в себя и трансмутировать его. Есть разница между вовлечением в процесс и наблюдением за ним со стороны. Это может оказаться утомительным занятием, но мы должны испытать удовлетворение от нейтрализации своих плохих вибраций.

   Святой человек однажды сказал: "Я нахожусь на небесах с помощью энергии греха. Господь посылает ко мне грешников. Я сижу с ними и ничего не делаю, просто люблю их и выслушиваю их печали. Они переполнены отрицательной энергией, которую отдают мне. Моя любовь к ним трансформирует эту высвобождаемую энергию. Довольно скоро они полностью исчерпывают ее. Наступает мир. Благодаря их проблемам мы оба находим мир на земле. Мы послужили друг другу; но грешник послужил мне в большей степени".

   Можно провести аналогию с магией. Выселенная духовная сущность с таким же успехом может вернуться, чтобы терзать свою жертву, или привязаться к другой бедной душе с ослабленной психической аурой. В этой связи огромную ценность на рубеже веков представляет работа д-ра Карла Уикленда. Эта работа была выполнена им вместе с его женой, трансмедиумом. Когда он изгонял из пациента поселившегося в нем духа, она позволяла тому войти в нее. И таким образом он мог через свою жену говорить с этой сущностью. При этом он часто убеждал нарушителя спокойствия прекратить свои зловредные действия и отправиться в соответствующее место в мире духов.

   Конечно же, это достаточно высокий уровень работы, с которым большинство из нас не могут справиться. Например, у нас с женой украли большую часть нашего фамильного серебра. Это случилось впервые. Мы почувствовали себя униженными и оскорбленными, и даже атмосфера в доме, казалось, была осквернена. Однако в конце того же дня мы стали молиться за этого преступника. И к концу дня все прояснилось!

   Если слишком много читать, то полученные знания могут оказаться не столько благом, сколько западней. Знания ценны лишь постольку, поскольку они дают нам возможность служить и любить более разумно. Но между ЗНАНИЕМ и БЫТИЕМ должно быть равновесие. Причем это равновесие очень легко потерять и, в конце концов, стать чистым интеллектуалом. Мы должны всем существом воспринимать те книги, в которых есть места, бьющие в колокол, так, чтобы прочтя их, мы хотя бы чуть-чуть меняли свое повседневное поведение.

   Однако многие из нас глотают книгу за книгой, посещают лекцию за лекцией, но в жизни своей остаются такими же. Я боюсь, что это можно сказать даже о некоторых гуру и лидерах культовых групп. Они действительно в известной степени стоят на духовной тропе эгоизма. Уж лучше мудрость старого садовника, чем голые знания педанта, который не знает на практике, что такое любовь.

   В нашей повседневной жизни есть множество малых путей для любви. Постарайтесь с любовью готовить пищу. Еда, если она приготовлена с любовью, впитает в себя ваши вибрации и в большей степени пойдет вам на пользу. Известно, что в тюрьмах главной жалобой на состояние здоровья является расстройство пищеварения, причем не из-за некачественной пищи, а потому, что она была приготовлена без любви.

   Обращайтесь со словами любви к цветам и растениям в вашем саду. Установлено, что они реагируют на это. Мой друг, живущий в отдаленной деревне в Уэльсе, с помощью транзистора дает послушать своим овощам гармоничную музыку. Соседи приходят в замешательство при виде размеров его урожая.

   Отвечайте по телефону учтиво и с теплотой, а не отрывистым и раздражительным "Алло!" или монотонно-холодным называнием своей телефонной станции и своего номера. Как-то раз друг сказал мне: "Ты даже по телефону говоришь с любовью!" Это задает тон в разговоре – так же, как первый абзац может задать тон всему роману.

   Дождь или солнце, холод или жара – попробуйте всегда найти в погоде что-нибудь положительное, поскольку вряд ли в вашей жизни найдется хотя бы один день, когда вам не представится такая возможность – при нашем-то климате! Если идет дождь и вы слышите обычные стенания по этому поводу, скажите: "Бог подкармливает свое Царство растений". Правда, для девятерых из десяти это будет слабым утешением, но десятый вполне может сказать: "Я об этом как-то не задумывался..." А что вы сделали? Быть может, посеяли в душу этого человека семена расширенного сознания.

   Если зимой холодно и морозно, подумай о том, какую радость доставляет кормление птиц, даже если вы это делаете на подоконнике своего дома. Подумайте о микробах и вирусах, которые при этом погибают. Подумайте о пользе для земли, о том, что при морозе не выживут личинки вредных насекомых, которые уничтожают плоды фермерского труда.

   Если по телевизору сообщают дурные новости, не тратьте свое время на пребывание в смятении и угнетенном состоянии и тем более не теряйте способность к восприятию окружающего мира. Если это убийство, тут же пошлите мысль о любви к жертве и ее родным, а потом – луч света для преступника. Пусть это войдет у вас в привычку; это не трудно, но это предупредит гнев.

   Если вы ожидаете гостей, то перед тем, как они придут, помолитесь немного о том, чтобы быть для них источником радости и света. Настройте себя на то, что нужно побольше слушать и поменьше говорить. Мне как-то довелось познакомиться с одним хозяином, который чуть ли не разбивался в лепешку, чтобы узнать заранее любимые темы разговора своих гостей, чтобы потом повышать свой уровень знаний по этим темам, желая заслужить репутацию интересного собеседника. Не бойтесь выказывать свое расположение к человеку. Если вы кого-то любите, то обнимите или поцелуйте его или ее, даже если это незнакомец, с которым ваши взаимоотношения только начинаются. Отбросьте английскую сдержанность. Однажды один человек мне рассказал, что уже несколько лет он испытывает угрызения совести, ставя себе в вину самоубийство своего друга, так как в ночь трагедии он счел себя слишком уставшим, чтобы подарить ему свое объятие. Он чувствовал, что это могло решить исход дела.

   Прощаясь со своими гостями, пожелайте им света и любви. Мы с женой для краткости говорим в таких случаях: "Желаем вам L.L.". Это всегда вызывает на их лицах улыбку; причем этот обычай на удивление быстро распространился.

   И наконец, я даю вам рецепт счастья от Саи Бабы для применения в домашних условиях: четыре чашки любви, две чашки верности, три чашки прощения, одна чашка дружбы, две ложки нежности, четыре кварты веры, один баррель смеха. Возьмите любовь и верность и тщательно смешайте с верой, добавьте к ним доброты, нежности и понимания. Добавьте еще любви и дружбы. В изобилии спрысните смехом. Испеките все это под лучами солнца. Раздавайте ежедневно щедрыми порциями!

   Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей.
("Евангелие от Иоанна").

   Я думаю, Иисус – наивысший пример этого: Он позволил себя распять, хотя с легкостью мог бы избежать этого. Он не оказал никакого сопротивления; создается даже впечатление, что Он хотел этого. Он мог увеличить свои вибрации и стать невидимым; есть свидетельство, что Он в некоторых случаях это делал. Но после мук Гефсиманского сада Он сознательно выбрал принесение себя в жертву.

   Сатья Саи Баба многократно брал на себя отрицательную карму своих преданных, которые, как он знал, не смогут перенести физических мук, и страдал положенный срок, а потом излечивал себя.

   Мы, простые смертные, разумеется, не можем сравниться с такими примерами. Однако некоторые мужчины и, особенно, женщины даже в своей обычной жизни проявляют в любви необычайный уровень терпения и самопожертвования. Например те, кто отказываются от своего счастья ради заботы о больных и престарелых родственниках, работы с трудными детьми, работы в педиатрических палатах и больницах для душевнобольных. Кроме того известно, что порою совершенно обыкновенные на первый взгляд мужчины и женщины, встречаясь лицом к лицу с внезапной опасностью, проявляют чудеса героизма, вплоть до того, что рискуют собственной жизнью. Пожалуй, дух Бога спит в нас до той поры, пока критическая ситуация не пробуждает его.

   Я не претендую на звание героя, и я не уверен, смог бы я работать в педиатрической палате, но я смиренно смею утверждать, что следующая правдивая история спасения человека, бывшего алкоголика, со стажем и сексуальными извращениями, являет собою пример неусыпной любви и проявления ее высших форм..

   Впервые я встретил Гарри, когда ему было уже под шестьдесят. К тому времени он уже был алкоголиком с двадцатипятилетним стажем, и прошло столько же лет, как ушла из жизни его горячо любимая жена Мэри. За эти годы он побывал в различных организациях, таких как "Анонимные алкоголики", "Самаритяне" и др., но без особого успеха. Ко времени нашей встречи он уже два года пробыл в психиатрической больнице, где его привели в более или менее приличное состояние. Кроме того, он не был несчастлив в этой больнице. У него было несколько закадычных дружков, он прекрасно ладил с персоналом, который время от времени разрешал ему посещать паб (пивную). Он водил дружбу с главным садовником и работал в оранжерее, что доставляло ему удовольствие. И, безусловно, у него не было финансовых проблем.

   Но необходимость высвободить койку не оставила руководству больницы ничего другого, кроме как выпустить его в этот огромный мир. После столь длительного пребывания в подобных учреждениях этот мир оказался для него слишком большим: он не смог справиться с собой и с этой жизнью – и заново тяжело запил. И в это время местная служба социальной помощи попросила меня помочь. Они нашли ему меблированную жилую комнату и подыскали место грузчика в супермаркете соседнего городка.

   Я согласился сделать, что смогу. Я в это время был членом группы, занимающейся благотворительной работой, примерно тем же, чем занимались "Самаритяне", но если требовалось, мы с женой старались своих подопечных поселить у себя, а не просто наносили им визиты. Наш девиз был: "Делай лучше много для немногих, чем немного для многих". Это было единственным способом помочь тем, кто действительно пережил жизненную катастрофу.

   Я поговорил с д-ром Гарри, и он сказал мне, что за эти два года уже потерян счет попыткам самоубийства, которые были предприняты его пациентом. Он полагал, что таких попыток было около двадцати, однако среди них не было ни одной серьезной. Он хотел ими привлечь к себе внимание, чтобы в течение нескольких дней почувствовать заботу о себе. Как-то раз он, когда приехала "скорая", все еще говорил по телефону с "Самаритянами" – настолько быстро они отреагировали!

   Встретившись с ним в первый раз, я повел его в паб. Он выпил четыре пинты (в Англии 1 пинта равна 0,57 л) пива, в то время как я, только чтобы поддержать компанию, отпил лишь полкружки этого напитка, которого вообще-то не любил. Он мне немного рассказал о своей жизни. Когда я пожелал ему спокойной ночи, он сказал, слегка опасаясь:

   - Надеюсь, я еще увижу вас...

   - Увидите, – ответил я кратко – и уехал. Я не обольщался на тот счет, что произвел на него впечатление. На этой стадии я был уверен, он считал, что ему повезло, так как нашелся работник благотворительной службы, который пожелал заплатить за четыре пинты пива!

   Может показаться странным, что я повел алкоголика в паб. Но за десять лет занятий благотворительной деятельностью, я никого не призывал взять себя в руки, никогда не употреблял слова "должен", никому не говорил, что он не должен делать того, что он явно и не собирался делать. Я даже никогда не упоминал о религии. Моей первейшей целью было не переделывать человека, а помочь. Я просто подавал пример и проявлял, насколько это было можно, любовь и свет, прибегал к помощи здравого смысла и нежалостливой доброте, основанной на любви, причем доброта должна была быть именно нежалостливой. При этом у человека иногда повышался интерес к духовности, и он спрашивал меня, что же придает мне силы, а я кое-что рассказывал ему о своей вере. Пример всегда более эффективен, чем лекция.

   У Гарри дела шли плохо. Он все с меньшей охотой выходил на работу, хотя его туда тащил его добросердечный товарищ. Вечерами он сидел, размышляя, в своей пивной и пил пиво. Из пищи он покупал сэндвичи, иногда – рыбу и чипсы. Бывали дни, когда он практически ничего не ел. Его желудок настолько был отравлен алкоголем что пища вызывала у него рвоту. Очевидно, что дальше так продолжать было нельзя.

   Я уговаривал его позволить мне устроить его снова в больницу, где бы он смог "просохнуть". Ситуация ему была знакома, поскольку он уже не единожды проходил через это. Ему дали заместительное лекарство, чтобы заглушить тягу к алкоголю, и поместили в закрытую палату.

   Где-то на третий день он немного поел. К концу недели он уже нормально питался и чувствовал себя значительно лучше. Через пару недель его выписали. Просто удивительно, как быстро он поправился.

   Я забрал его из больницы. За эти две недели я немного поразмышлял. Я познакомился с двумя девушками, которые жили выше этажом над комнатой Гарри, и поинтересовался осторожно, не попробуют ли они мне помочь. Они оказались неунывающими добросердечными существами в возрасте около двадцати пяти лет, которые охотно согласились.

   Они устроили в комнате Гарри генеральную уборку, повесили картину над каминной полкой, поставили рядом с неиспользуемой газовой плитой маленький кухонный столик и вообще придали комнате совершенно другой вид. Когда Гарри вошел в нее, он не поверил своим глазам.

   Эти трое быстро стали друзьями. Эти девушки стали ему вместо матери. Время от времени они готовили ему пищу, обязательно приправляя свежими овощами, стирали его вещи и почти каждый день забегали на полчаса поболтать о разных вещах. Что же касается меня, то я купил ему набор садового инвентаря и предложил ему восстановить маленький участок земли позади их дома, который когда-то был садом, а теперь был завален кучами мусора.

   Поначалу он не выказывал ни энтузиазма, ни интереса, хотя я знал, что в свое время он был искусным садовником. Я думаю, он испытывал что-то вроде чувства долга передо мной за приобретенные инструменты. Однажды в ясную погоду он собрался с силой воли и вышел. Первый ярд дороги в милю был пройден.

   К концу месяца он очистил землю и посеял семена. Ему помогали девушки. К середине лета у него был такой цветущий огородик, о котором можно было только мечтать: в нем не росло ни одного сорняка. Он с большой гордостью показал его мне. Но еще более важным было то, что после того, как он вышел из больницы, он не взял в рот и капли спиртного.

   Душа его стала чище, в нем появился зародыш жизненных сил. Он ушел из супермаркета, где работал грузчиком, и получил место на своей прежней работе, он стал ответственным за снабжение продуктами в находившемся поблизости Доме для престарелых. Его жалованье удвоилось, и он получил приличную квартиру со всеми удобствами. Возле его дома был большой сад, за которым он по собственной воле присматривал в свободное время.

   Для компании он купил котенка. Гарри любил животных – это была одна из возвратившихся к нему черт характера. И, кроме того, он начал писать короткие истории о животных. Он писал от сердца, и хотя его истории были незамысловатыми, они трогали душу. В то лето он написал и опубликовал четыре рассказа о своих любимцах, которые когда-то жили у него. Будучи выходцем из рабочей семьи, проведший свое предвоенное детство на бедном Северо-Востоке, практически не имея образования, он буквально дрожал от гордости, видя свое имя напечатанным.

   Я его регулярно навещал и узнал его довольно близко. Он доверял мне полностью. Бедный, у него было множество недостатков и слабостей. Он был бисексуалом; были времена, когда он увлекался грязными гомосексуальными делами. А когда дело доходило до нужды, он не брезговал мужской проституцией. Но, кроме этого, он был повинен еще в одном отвратительном деянии, по сути – преступлении, которое еще хуже, чем сказанное выше, за которое приговаривают к тюремному заключению в одиночке: он иногда нападал на детей.

   Гарри вырос в угледобывающем районе, в условиях ужасающей нищеты. Среди шахтеров гомосексуализм – распространенное явление. Пожалуй, оно вообще бывает в порядке вещей, если на ограниченной территории работают только мужчины, будь то под землей или на море. Его самого не раз использовали, когда он был еще ребенком.

   Его отец ушел от его матери, и она стала проституткой. Его семья жила в крошечной лачуге. Дети босыми ходили в школу. Гарри и три его сестры спали на одной кровати. Нужно ли удивляться, что при таких условиях жизни дети занимались кровосмешением и считали это в порядке вещей?

   Но как бы то ни было, мы с женой по-прежнему проявляли к нему сочувствие. Мы чувствовали, что человек, который любит животных и ухаживает за садом, не может быть совсем пропащим. Это его сильно изменило. Даже когда он раскрыл свою последнюю тайну, у него все равно осталось два друга.

   К двадцати годам его забрали в армию и сделали из него повара. В двадцать с небольшим он страстно влюбился и женился на Мэри, своей первой жене. Во время войны он служил в танковом корпусе и принял участие в операции высадки союзных войск в Европе. После войны, на гражданке, он неплохо устроился. Сначала он стал ответственным за снабжение пищевыми продуктами в Оксфордском колледже, где обеспечивал питание четырехсот человек.

   Пятнадцать лет Гарри и Мэри преданно любили друг друга и были очень счастливы. Между ними была сильнейшая духовная близость. Быть может, это был тот редчайший случай на земле, когда душа человека находит своего близнеца. Они были неразлучны. Мэри была смыслом его жизни. Им, как близнецам, не нужны были слова, чтобы понять друг друга.

   И вот, когда ему было тридцать пять, Мэри внезапно и трагически умерла от сердечного приступа. Гарри стал буквально чахнуть на глазах, образно говоря, он тоже умер. По правде говоря, хотя все это случилось двадцать пять лет назад, он так и не оправился полностью. Как бы он ни старался все изменить и начать жить заново, в глубине души он чувствовал, что всего лишь "существует". Никто не мог заменить друга его души.

   После ухода Мэри он начал пить, хотя в течение многих лет он мог контролировать себя в выпивке, или, лучше сказать, его контролировала Мэри, поскольку его психика была чувствительной, и он постоянно ощущал ее духовное присутствие. Когда он становился достаточно "хорошим", он чувствовал как бы похлопывание по плечу. Он повиновался этому духовному предостережению и возвращался из пивнушки домой.

   Быть может, вы думаете, что Гарри повезло иметь такую духовную связь со своей любимой Мэри и что она для него должна была бы стать источником покоя. Но, хотя у него и была от природы чувствительная психика, душа его была еще недостаточно развита. Духовное присутствие Мэри лишь облегчало ему физическое ее отсутствие и делало его муки еще более нестерпимыми.

   Он остался с двумя детьми, дочерью и сыном. В течение пятнадцати лет он с помощью домохозяйки поднимал их на ноги, потом они обзавелись семьями и уехали. Именно в это время он и сбился с пути истинного.

   Когда его дочери было десять лет, она была точной копией своей матери. И он склонил ее к интимной связи, которая продолжалась до ее замужества. Подробности этого, как он их мне описывал, были отвратительные, хотя он никогда не причинял ей физическую боль. У некоторых может возникнуть вопрос: как же после этого мы могли по-прежнему поддерживать с ним дружеские отношения и испытывать к нему сострадание? Могу лишь сказать, что за те пять лет, в течение которых я принимал участие в судьбе Гарри, я снова и снова, наверное дюжину раз, видел, как он в муке раскаяния и самообвинения, какой я больше не видел ни у одной души, раскачивался в своем кресле, охватив руками голову, и слезы катились по его щекам.

   Когда я видел его, помнящего о своем детстве, о своей тяжелой утрате, и видел ужасные результаты, к которым может привести воздействие алкоголя на человека с извращенным сексуальным инстинктом, я мог ощущать только печаль и сострадание. Были моменты, когда я тоже не мог удержать слез.

   Когда дети уехали из дома, домработница тоже покинула его, и Гарри остался один на всем белом свете. Он чувствовал себя безнадежно одиноким. Переживая момент слабости, он второй раз женился, надеясь на дружеские отношения, на женщине, искавшей защищенности в жизни. Между ними не было любви. Этот брак был неудачным. Его вторая жена вскоре почувствовала, что она действительно вторая и что рядом с ней живет невидимый соперник, с которым она не имеет возможности сражаться. Гарри же получил некоторую отдушину в своем одиночестве. Увы! Общее у них было только одно: склонность к сексуальным извращениям. Гарри стал пить еще больше и уже совершенно не мог себя в этом контролировать. Было похоже, что Мэри совсем оставила его. Со дня своей второй свадьбы он больше не ощущал духовного контакта с ней. Он смотрел на это как на измену своей истинной любви.

   Но это, конечно, было не так. Когда те, кого мы любим, уходят от нас в мир иной, они бывают только счастливы, если мы находим другого партнера. Они сами подчас добавляют нам мужества для такого поступка. Без сомнения, Мэри удалилась, чтобы дать второму браку Гарри шанс на удачу. Но он увидел в этом другое. Он чувствовал себя предателем, и это усугубило ход событий.

   Дело в том, что он снова принялся за мужскую проституцию. Он не мог зарабатывать на жизнь другими путями. Жена его активно поощряла это занятие, жадно загребая деньги, полученные таким ненормальным путем. Они стали ненавидеть друг друга. Дела шли хуже и хуже – пока Гарри не забрали в психиатрическую больницу. Пока он там лежал, жена развелась с ним. Он был не в состоянии воспрепятствовать этому, даже если бы захотел.

   Такова была история его жизни. Еще не закончилось то лето наших дружеских отношений, во время которых улучшилось его состояние, как я почувствовал всю силу его любви к Мэри. Однажды у меня появилась идея сводить его в парк Нейшнл-Траст-гарден, место необычайной природной красоты. Там есть четыре озера, расположенные на разных уровнях в виде цепочки, в которых среди гигантских лилий снуют стайки ярко окрашенных рыб, а дикие утки (причем весною еще и вереницы маленьких утят) подплывают к берегу на расстояние вытянутой руки. На берегах возвышаются рододендроны, достигая высоты порядка двадцати футов, заросли камелий почти такой же высоты, которым было, наверное, лет двести, а весной целые акры земли этого сада бывают усеяны нарциссами и колокольчиками. И все это на фоне деревьев как характерных для нашей страны, так и завезенных сюда, которые являют собою, пожалуй, самый чудесный пейзаж во всей Британии.

   Когда видишь все это впервые, в душе невольно появляется благоговейный трепет. Если в этом парке немного посетителей, то покой, царящий в нем, уносит тебя в солнечные сады Эдема. Я полагал, что посещение этого места улучшит настроение Гарри, но я не мог оказаться в большей степени неправым.

   Произошла очень странная вещь. Когда мы подходили к первому озеру, Гарри, оставив меня, вдруг со всех ног побежал к краю воды и бросился возле него на землю, обезумев от горя и слез. Он извивался и стучал руками по траве, словно умалишенный. Я был ошарашен и совершенно растерялся. На какой-то миг мне показалось, что у него помутился разум.

   Он пришел в себя, и мы пошли дальше, но он не соизволил дать какие-нибудь объяснения своему поведению. Где-то еще через сотню ярдов с ним повторилось то же самое. На этот раз я подошел к нему и попробовал его успокоить. Он посмотрел на меня с ненавистью.

   - Рон, приведя меня сюда, вы не могли поступить со мной более жестоко, – сказал он с горечью в голосе.

   Он добавил пару слов, после которых мне все стало ясно. Более тридцати лет назад, когда уже приближался день высадки союзников в Европу, дивизия, в состав которой входил танковый корпус Гарри, укрывалась под деревьями этого парка, ожидая решающего приказа Эйзенхауера. В свободное время он бродил по берегам этих озер вместе с Мэри. А на том месте, где он бросился на траву, они ночью занимались любовью, а старые сосны и гигантские секвойи, как черные стражники, охраняли лунный свет, покоящийся на воде.

   Чуть подумав, я помог ему подняться на ноги и в возбуждении сказал ему: "Мужайся, Гарри, мужайся!" Когда мы лицом к лицу сталкиваемся с тем, что бывает трудно перенести без страшной боли, например с внезапной смертью любимого человека, это ранит нас; но если мы соберем все свое мужество и, пусть даже через какое-то время, переживем это событие, чувство тяжести покинет нашу душу и наступит облегчение.

   Но дело было дрянь. Надо было кончать эту прогулку и двигаться к машине. Даже красота природы угнетала его. С тех пор как умерла Мэри, эта красота всегда вызывала в нем чувство печали. Весенние лужайки, заросшие нарциссами, наводили на его сердце чувство невыносимой грусти и обращали все его мысли к Мэри.

   Возвращались молча. Он немного остыл. Потом он сказал смиренно: "Наверное, вы правильно поступили, Рон". Как бы то ни было, но с того дня Мэри вернулась в его жизнь. Он вновь стал психически ощущать присутствие ее духа. Быть может, моя идея была все-таки верной...

   В этот первый год улучшение длилось девять месяцев. За это время он ни разу не притронулся к спиртному. Однако на Рождество в Доме престарелых персонал устроил праздничный ужин. Старшая сестра буквально затащила его за стол. К сожалению, он не признался, что был когда-то алкоголиком. Ему предложили выпить. Первый раз он отказался, но потом уступил. Всего одна рюмка – но этого оказалось достаточно, чтобы начаться запою.

   К этому времени я знал о его запоях от лечившего его доктора. Он обычно продолжался полтора месяца. В это время он отказывался от какой-либо помощи и становился очень трудным в общении. Это было своего рода горько-сладкое удовольствие продолжающейся пьяной оргии, и он не хотел, чтобы оно прерывалось. И это был также бунт его "эго" против необходимости признать, что ему нужна помощь. Человек не любит признаваться в том, что ему не хватает силы воли для преодоления собственного порока.

   Ничего не оставалось, кроме как, продолжая наши дружеские отношения, терпеливо ждать окончания его запоя. Это было тяжелое время. Мне приходилось сидеть в пивных и часами напролет выслушивать его пьяные, исполненные жалости к самому себе, плаксивые излияния. В таком состоянии он мог быть настроен весьма недоброжелательно. Как-то он сказал мне: "Я удивляюсь твоему терпению. Откуда только ты его берешь?"

   На какой-то момент я задумался. Потом ответил: "Ты же сам знаешь – из намерения все довести до конца, из того, что я думаю о вечности, а не о ближайших месяцах и годах. И в конце концов, наша жизнь – это лишь мгновение в пульсации вечности". Он посмотрел на меня непонимающе.

   Я, однако, допустил один промах. Он вбил себе в голову, что его жизнь подходит к концу. Он понял это из слов своего доктора. Болезнь его печени зашла уже достаточно далеко. Кроме того, у него был хронический бронхит и недостаточность кровообращения. Он был переполнен хмельной жалостью к себе по поводу предполагаемого близкого конца.

   Однажды он завелся и начал час за часом без конца говорить об этом. Все мои слова он пропускал мимо ушей, малейший луч света, на который я хотел указать ему, превращался этим утомительным и упрямым монологом во тьму, и дело дошло до того, что даже вибрации помещения, в котором мы сидели, сделались черными, как в низшем астрале. Я чувствовал, что дальше так продолжаться не может. Я должен был что-то предпринять, чтобы остановить поток.

   Я встал и сказал:

   - Если ты, Гарри, собираешься умереть, я могу лишь сказать: "Слава Богу". Этот шаг лишь приблизит тебя к Мэри. Это Великое Событие, а для тебя еще и Великое Освобождение.

   Я поднял руки и почти закричал:

   - Аллилуйя!

   Потом я подошел к месту, где сидел он, и сказал:

   - Чем заливаться плачем, сделай лучше что-нибудь положительное. Встань! Подними руки и говори: "Аллилуйя!"

   К моему изумлению, он так и сделал. Мы представляли собою забавное зрелище: изможденный работник службы милосердия и беспутный бедняк Гарри, оба с поднятыми руками и кричавшие в две глотки: "Аллилуйя!" – в ожидании грядущей смерти. Но тем не менее где-то на полчаса поток излияний был прерван.

   За время этой затянувшейся оргии пьянства он полностью проникся ко мне доверием. Множество раз мне приходилось с ним исполнять обязанности отца-исповедника. Люди хотят, чтобы ты знал о них самое плохое, но все-таки оставался им другом. Он показал мне копию письменных показаний своей жены, по которым она получила развод.

   В "Самаритянах" нас учили: никогда не показывайте вида, что вы в шоке. Но в этом случае я действительно был в шоке, хотя и старался не выдать свое состояние. Я прочел их с безразличным выражением лица. Потом, симулируя искренность, произнес:

   - Гарри, мне доводилось читать кое-что похуже.

   Это была ложь. Это был, я думаю, самый одиозный документ, который я когда-либо видел в жизни.

   К концу этого периода запоя наступил серьезный кризис. Гарри объявил, что он договорился навестить свою замужнюю дочь, жившую на острове Уайт. Она должна была лечь в больницу, чтобы сделать небольшую операцию. Он чувствовал, что это будет удобный случай повидать своих внуков, особенно одиннадцатилетнюю внучку, и помочь в уходе за ними на время отсутствия матери. Ее муж работал по контракту вдали от дома, так что все заботы ложились на плечи одного Гарри.

   Мне было не по себе от этой идеи. Наверное, чувствовалось что-то зловещее в его изложении мотивов, особенно в его тогдашнем состоянии глухого запоя. В день путешествия он должен был нарваться на конфликт. На полпути в Саутгемптон его высадили из поезда, и он позвонил мне из автомата. Некоторое время он говорил уклончиво. Потом произнес четыре слова: "Ты знаешь меня, Рон".

   Я тотчас понял, что мои подозрения оправдались. Я полагаю, что должен был сесть в машину и привезти его домой, но в тот день я был занят. Со всей строгостью, на какую только был способен, я приказал ему с ближайшим поездом возвращаться домой. Но когда я повесил трубку, то не очень-то на это надеялся.

   На следующее утро в восемь часов мне позвонила его дочь. Появился ее папаша, и она была в отчаянии.

   - Я должна лечь в больницу. Я несколько месяцев ждала этой операции. Но я не могу оставить детей со своим отцом. Я знаю, чем это грозит. Что же мне делать?

   Она плакала. Действовать надо было немедленно . Она должна была появиться в больнице через пару часов. Я сказал:

   - Вам решать, но я думаю, что у вас не остается выбора, кроме как позвонить в полицию.

   Через двадцать минут полиция позвонила мне. Я предложил им обратиться к доктору Гарри. Менее чем через час его забрали – он все еще был в постели, – препроводили в Саутгемптон и посадили на поезд, шедший в город, где он жил. Полиция действовала быстро. Поздно вечером он позвонил мне. Произнес: "Рон..." – и замолчал. Я никак не мог его разговорить. В конце концов, он все же выдавил несколько слов. Он сказал страдальческим голосом: "Et tu Brutus" ("И ты, Брут" – лат.) – и повесил трубку. Он рыдал.

   Я думаю, из эмоций он ощущал сейчас боль – самоуничижающую смесь горя, оскорбления и благодарности. Боль от того, что он считал предательством со стороны единственного друга, горе – от того, что он уже почти одиннадцать часов не мог удовлетворить свою ужасную потребность, оскорбление от полиции и то малое, что еще осталось у него от его "высшего я", – благодарность. Но все это не повлияло на наши дальнейшие отношения. Просто мы больше не возвращались к этой теме.

   Быстро приближался конец запоя. Он днями ничего не ел. Наконец, из-за элементарной физической слабости и общего недомогания он согласился на очередной курс лечения. Я подготовил все, что было надо, и устроил его в психиатрическую больницу.

   С ним побеседовал психиатр, и он получил направление в отделение. Пока мы сидели в приемном покое, ожидая дальнейших распоряжений на свой счет, я решил сходить в туалет. Когда я вернулся, то заметил, как он поспешно спрятал бутылку в кармане пальто. Он успел украдкой немного глотнуть. Я ничего не сказал.

   Мы прошли через асфальтовый двор к отделению. Его определили в одноместную палату. Молодой санитар-пакистанец осмотрел его кейс и принадлежности. Казалось, он был удовлетворен и уже собирался уйти, когда состоялся следующий разговор:

   - Ну, давай, старик, примем лекарства, – сказал я.

   - Что ты имеешь в виду?

   - Лекарство, бутылку скотча. Я видел, как ты спрятал ее в кармане пальто.

   Он решил устроить небольшое представление и энергично стал отводить от себя обвинение.

   - Серьезно, Рон, – сказал он, – неужели ты действительно думаешь что я пришел в место, где лечат от отравления алкоголем, и захватил с собою сюда это ... зелье?

   Ласково улыбаясь, несмотря на свое состояние, я произнес: – Да, старина, я думаю именно так!

   Он тоже попробовал изобразить улыбку. Я думаю, он достал бы это зелье, если бы не боялся скомпрометировать себя в глазах санитарапакистанца. Но, поскольку он оставался тверд, как алмаз, мне ничего другого не оставалось. Пришлось перед уходом сказать санитару пару слов.

   Гарри, по своему обыкновению, выздоровел быстро. С помощью заместительной терапии и закрытой палаты он снова обрел нормальный вид, и его через десять дней выписали. Из Дома престарелых его уволили, но с помощью искусно составленной мною рекомендации (в которой, в общем-то, все было правдой) он получил такое же место ответственного за снабжение продовольствием в другом аналогичном Доме престарелых, на этот раз до него можно было добраться от моего Центра дружеской помощи.

   И вновь в течение девяти месяцев он не прикасался к алкоголю. Он добросовестно работал, был в хороших отношениях с персоналом, у него появились сбережения. Если не считать алкоголя, его потребности, если говорить о расходах, были скромны. Я регулярно посещал его, задерживаясь обычно на пять-шесть часов. К этому времени я его знал уже достаточно хорошо, чтобы произносить ему в лицо слова горькой правды. Это давало ему пищу для размышлений. Он мрачнел, но в следующий мой визит принимал меня вполне любезно. Причем нельзя сказать, чтобы я его по-дружески журил, если он начинал слишком много болтать, я говорил ему просто: "Заткнись!" Он говорил, что терпел от меня то, чего не стерпел бы больше ни от кого на свете.

   Иногда он приезжал на уик-энд в наш дом, где был чудесный сад. Он любил этот сад. Я его создал на пустом месте. На половине акра голого участка земли я посадил с помощью трактора и гидравлического подъемника взрослые кустарники и хвойные деревья, также перегородил плотиной протекавший там ручей и оборудовал из песчаника плавательный бассейн с изогнутыми берегами, а также пруд с лилиями, над которым свешивались плакучие ивы.

   Я запустил в пруд дюжину коричневых мальков форели, которые, к моему удивлению, прижились и превратились в больших рыб; они не испытывали недостатка в личинках насекомых и другой естественной пищи. И бывало порою, летним вечером ты стоишь возле пруда и зачарованно смотришь, как малек поднимается за мухой и как ласточки летают низко-низко, едва не задевая своей белой грудкой блестящую поверхность воды.

   Пожалуй, за два года это место стало таким, как будто было обжито сто лет назад. Похоже, оно удостоилось благословения наших духовных друзей. Там все росло просто прекрасно, особенно красные водяные лилии в пруду, которые были похожи на цветы лотоса.

   За двенадцать лет, что мы прожили там с женой, мы получили много аппортов (некий дар (материализация) от существ духовных измерений) различных цветов. Гарри всегда добивался того, чтобы ему разрешали спать на раскладушке в нашем Святилище, которое выходило окнами в сад. Он чувствовал себя там в безопасности и под защитой, и я полагаю, что это так и было.

   В это время он начал проявлять интерес к духовности. Я никогда не говорил с ним о религии, но, думаю, он кое-что "ухватил" от нас с женой. У него был "друг по переписке", удалившийся на покой священник, с которым он встретился единственный раз в жизни, но который регулярно писал ему письма с выдержками из библейских текстов. Гарри поддерживал эту дружбу, поскольку старик снабжал его бесплатным табаком, письма же предназначались для мусорного ящика.

   Быть может, его воодушевляли именно вибрации нашего дома и нашего сада, создаваемые нашими духовными друзьями... Он обнаружил, что, когда он смотрел в сад из окон Святилища, красота природы уже не вызывала в нем ощущения печали. Во всяком случае он смирился со смертью Мэри.

   Он начал проявлять интерес к нашим магнитофонным записям бесед с духами. Он переписал одну или две понравившиеся и воспроизводил эти записи у себя дома в спальне. Мы дали почитать ему несколько книг. Он прочел некоторые из статей моей жены, опубликованных в журнале "Two Worlds". И он больше не испытывал прежних душевных страданий, когда психически ощущал присутствие души своей подруги. Я уже начал надеяться, что он сможет выпутаться из своего порока и навсегда останется нормальным человеком.

   Увы, ему суждено было еще раз, последний, сбиться с пути. Он сам, правда, в этом был почти не виноват. Его бывшая жена, прослышав о несомненном улучшении его состояния и чувствуя, что у него должны теперь быть сбережения, нашла его. Появились слухи о примирении. Я вскрикнул, когда услышал эти новости. Интуиция мне подсказала, что к добру это не приведет.

   Мы с его доктором сделали все, чтобы разубедить его. В течение недели исход этого дела был неясен, поскольку Гарри откладывал решение со дня на день. В конечном итоге я должен был уважать его свободную волю. Ведь моему давлению, которое было оправдано, были какие-то пределы. Он сделал свой выбор. Он взял расчет и уехал на север, где у его бывшей жены была квартира. Восстановленный союз продержался лишь один месяц. Подлая женщина отобрала большую часть его накоплений (около 300 фунтов), а потом выгнала его из квартиры.

   И ничего удивительного, что он, почувствовав, что дальше пути нет, вновь ударился в безудержное пьянство. Мне неизвестны детали, поскольку он много шатался по северным краям, его следы затерялись. Но я точно знаю, что в то время он чуть было действительно не расстался с жизнью. Когда позднее я спросил, почему он не довел это дело до конца, он надолго задумался. Потом сказал:

   - По правде говоря, Рон, я почувствовал, что не могу подвести тебя и доктора.

   Между нами, ведь это мы со своей любовью заманили его в ловушку.

   В течение целого года я думал, что эта история закончилась. Гарри постарел, я хочу сказать – постарел для своего возраста. И хотя он немного работал, ухаживая за садом, жил он за счет средств социального обеспечения. Он поселился в какой-то халупе вместе с пожилым коммунистом, и хотя напыщенное идеологическое пустословие старика действовало ему на нервы, он был по сути своей добрый человек, Гарри полюбил его и нашел в нем настоящего компаньона. И у него оставались еще два друга в лице меня и моей жены, которые регулярно писали ему, почти каждую неделю присылали табак и время от времени оказывали небольшую финансовую поддержку.

   Я знал, что он по-прежнему иногда прикладывается к кружке пива, но мне также было известно, что в длительные запои он больше не ударяется. Он значительно ближе подошел к вере в жизнь после смерти, в существование Единственного, которого он несколько непочтительно называл "Стариком на верхней ступеньке", а также в неизбежное воссоединение с Мэри. Он достиг состояния внутреннего спокойствия и больше не боялся смерти; он, казалось, просто "ожидал". Здоровье его было неважное, и я не представлял себе, что он сможет прожить еще сколь-либо долгий срок.

   Я не думал, что смогу так ошибиться в своих оценках. Я недооценил Чудотворца. Однажды, спустя год, он в письме сообщил мне, что приобрел за смехотворно низкую сумму в 1100 фунтов стерлингов брошенный дом с террасой и прилегающий участок заболоченной земли, причем деньги он занял под залог в местном муниципалитете, 500 фунтов он получил безвозмездно в счет проведения мелиоративных работ. Мне с трудом в это верилось.

   Были трудности юридического характера, были бюрократические задержки, и временами он впадал в отчаяние и собирался все бросить, но он регулярно получал от нас письма, и, я думаю, наша постоянная поддержка решила исход дела; он остался верным своей идее и довел все до конца.

   Потом в течение двух лет он работал с таким упорством, какого не проявлял никогда прежде; он использовал методики, придуманные им самим, применял смекалку, обретенную еще в те времена, когда он был мальчишкой из бедных районов Северо-Востока, и, наконец, в конце этого срока он представил властям дом с тремя спальнями, который вполне мог служить приютом для студентов местного университета. Он каким-то образом нашел еще время и силы создать сад на месте болотины. Две комнаты он сдал внаем студентам университета и выплатил долг необыкновенно быстро. Он стал теперь капиталистом и помещиком! Определенно, Чудотворец вновь даровал ему возвращение жизненных сил.

   Более того, за это время он восстановил нормальные отношения со своими родственниками: с сыном, с дочерью, живущей на острове Уайт, и с тремя сестрами, которые давно уже списали его как потерянную душу. Дочь его позволила даже своей дочери, которой было уже пятнадцать лет, поехать одной к деду на север, не испытывая при этом ни тени опасения.

   За эти три года он не выпил даже стакана пива. Его письма говорят о его возрастающей духовности и способности разбираться в окружающем мире, порою даже о глубокой проницательности, что доказывает его полное и окончательное спасение. Он написал как-то: "Теперь, по крайней мере, я могу прямо смотреть людям в глаза".

   Несколько месяцев назад он останавливался у нас. Я спросил его в шутку, что он тогда в психиатрической больнице сделал с бутылкой виски.

   - Спрятал ее в сливном бачке? – поинтересовался я.

   - Святый Боже! Нет, конечно, – ответил он. – Они первым делом ищут там. Я положил ее на шкаф. Это было настолько видное место, что им и в голову не пришло туда заглянуть!

   Старый священник был безумно счастлив, думая, что это он спас Гарри своими цитатами из Библии. Может быть и так... Но я в этом не уверен. Однако я бы не хотел "ломать посох, на который он опирается, или лишать его грез, которые приносят радость". Ведь и он мог помочь. И все же я считаю, что чуду этому мы обязаны Чудотворцу, любви, которая жила и действовала на протяжении пяти лет при любых обстоятельствах, даже самых ужасных.